Вера. Надежда. Любаша / Страница 1

Вера. Надежда. Любаша.

Ровно в семнадцать ноль-ноль Александр выключил старенький компьютер, не спеша убрал в сейф документы, аккуратно разложенные по хрустящим прозрачным папкам, поднял руки к потолку и с наслаждением, до хруста в спине потянулся, глядя в немытое окно, за которым с утра хныкал и канючил тоскливый осенний дождь.
«Приду домой и завалюсь спать», - решил он.
Сняв с вешалки черный болоньевый плащ, мужчина подхватил с колченого стула добротный кожаный портфель (последний атрибут, оставшийся из прошлой жизни), щелкнул выключателем и вышел в коридор.
«В магазин надо заскочить, купить пельменей, сметаны. Хлеба не забыть», - думал он, нащупывая в портфеле ключи.
Нынешний вечер обещал быть таким же безотрадным, как и все предыдущие вечера и иже с ними дни, ночи, закаты, рассветы, будни, выходные и праздники, будь они неладны. Праздники Александр особенно не любил. Народ веселится, гуляет, а у него в такие дни с самого утра тоска сердце грызет, как хомяк печенье - вроде по крошечке откусывает, а с каждым разом всё меньше лакомства остается.
Мужчина тяжело вздохнул.
Всё не клеилось, дела шли из рук вон плохо, клиентов кот наплакал, да и те какие-то с «прибабахом», но выбирать не приходилось, иначе скоро из офиса выгонят, за аренду за два месяца не оплачено.
Где-то рядом маячила очередная затяжная депрессия - липкая, обволакивающая, удушливая. Время от времени приходили мысли о простом и радикальном решении: пузырек сильнодействующего снотворного и дорогой коньяк. Впрочем, на хороший коньяк денег нет. Ладно, сойдет и бутылка водки. На водку, пожалуй, хватит.
Но он знал, что не сделает этого. Во всяком случае, пока.
Среднего роста, щуплый, с черными, коротко стрижеными волосами начинающими седеть у висков, Александр имел внешность ничем не примечательную.
- Тебе только в ФСБ работать, - подшучивали над ним коллеги. Бывшие, надо заметить, коллеги.
Длинное усталое лицо, темные полукружья под глазами, скорбно опущенные тонкие, в ниточку губы и бледная пергаментная кожа выдавали в нем человека мало бывающего на свежем воздухе, и давно не находящего в жизни никакого удовольствия. Да и чему радоваться, если почти полвека прожито, детей нет, и не было, на личной жизни поставлен жирный крест, в бизнесе полный аут, в кошельке пятьсот рублей и никаких планов на будущее.
«Сашенька, соколик, ты неважно выглядишь. Сходил бы к врачу”, - пеняла ему Степанида Феликсовна, старушка из соседней квартиры и норовила то пирожками с капустой подкормить, то песочными кексами с изюмом, которые часто пекла для внуков.
«Я много работаю», - успокаивал он себя, глядя по утрам в маленькое мутное зеркальце с отколотым уголком, стоявшее на полке в прихожей его скромной холостяцкой берлоги. Берлога и в самом деле была скромная: обшарпанная квартира-студия на окраине города, минимум мебели, купленной с рук по объявлению в газете, да старый ламповый телевизор «Рекорд-342» - раритет, доставшийся в наследство от прежних жильцов.
«Трешку» в центре, как впрочем, и всё остальное «совместно нажитое имущество» он оставил Надежде, бывшей жене.
При воспоминании о разводе мужчина поморщился. С Надькой они прожили восемь лет. Он-то, дурак, думал, что неплохо прожили. Уверен был, раз женился, значит, оправился, пришел в себя и всё теперь будет хорошо, всё наладится. А чувства….. Стерпится - слюбится, как говорится.