«Когда сгорели книги...»: Интервью Г. М. / Страница 1
Григорий Неделько
"Когда сгорели книги...".
Из интервью с Георгом Монтом
...Газета "Заря века" ("ЗВ"): Господин Монт, почему вы пишете? Георг Монт (ГМ): Хороший вопрос; хороший, но бессмысленный. "ЗВ": Почему? ГМ: Понимаете, его столько раз задавали писателям; у них, то есть у нас, постоянно спрашивают, отчего да для чего мы создаём свои маленькие произведения. И я не раз разговаривал на эту тему с журналистами: из "Механического вестника", из "Эры Водолея", из "Электро и Интеллекто" и из других. И ответ всегда один: произведения появляются, потому что появляются. Вот вопрос, получается, одновременно интересный и ненужный. Однако постараются-таки дать на него ответ, развёрнутый. Это будет история о том, как у одного моего друга, Андреаса Монка, сгорели все его книги. "ЗВ": Ужасное происшествие! Поджёг? ГМ: Погодите, дослушайте. (Улыбается.) Вы же не подгоняете роман словами "Ну давай же, быстрее, чем там всё закончилось?!" Хотя, честно признаться, я встречал и людей, которые так поступают... каких людей я только не встречал... Человек - очень странное и тонкое существо. Например, он может, подобно моему другу Монку, выбравшему стезю писательства, вместо того чтобы собственно писать, по вечерам и утрам иметь жену, а потом хвалиться друзьям её словами, дескать, он трахается, как бог. Ну не знаю, мне кажется, для писателя важнее стремиться сочинять тексты, как бог, если, конечно, ты правда в душе автор. Не уверен, что бог именно сочиняет, - по-моему, он скорее вспоминает или видит, после чего рассказывает, однако эти рассуждения напрямую к делу не относятся. "ЗВ": Так что же случилось с вашим другом? ГМ: По сути, ничего страшного: я переспал с его женой... но его почему-то это обидело. (Смеётся.) "ЗВ": Зачем же надо было? Вы ему мстили? Он вам завидовал? ГМ: Он наверняка по-прежнему мне завидует. Мстил ли я ему? Возможно. Но меня, пожалуй, интересовал сам процесс. (Улыбается.) Жене Андреаса тоже понравилось; она, дурочка, потом сказала мужу, что по сравнению с моим его бог отдыхает. Вот тогда и вмешалась в нашу уже не слишком размеренную жизнь настоящая месть; я бы назвал чувства Монка злобой, подогретой комплексом неполноценности, но он никогда меня не слушал, так что я перестал делиться с ним мыслями: и умными, и глупыми. "ЗВ": Он что-то вам сделал? ГМ: Что-то? Он поджёг мою библиотеку! Но не это удивило, расстроило, озадачило и огорчило меня больше всего; он, находясь в моей квартире, попивая мой джин и травя байки, посмел предположить, что причиной пожара стала непотушенная сигарета. Мы разговаривали на следующий день после происшествия, и он выдал мне совершенно абсурдное предположение с ехидной улыбочкой. Монк знал, что я курю, только когда допишу очередной роман: по две пачки в день целую неделю, а после снова бросаю. Однако тогда я не то что романа - даже короткого рассказа не писал: у меня был творческий перерыв. "ЗВ": Да, глупо вышло... ГМ: И не говорите. Если бы я не вернулся из редакции, где обсуждал свой новый сборник, на тридцать-сорок минут раньше запланированного, квартиру бы спасти не удалось. А так погорели занавески, компьютер опалился, ковёр не подлежал восстановлению, ну, и библиотека... И я бы простил старому приятелю - а мы дружили лет восемнадцать, если не боле, - я бы простил всё это и забыл, ведь библиотека почти целиком сохранилась у меня на компьютере, но Андреас продолжил "мстить". (Поставьте тут кавычки, пожалуйста.) Он накатал в полицию письмо, где говорил, что я пишу сценарии для порно, причём такого, мимо которого не пройдут, закрыв глаза. Для детского порно, для извращений с животными, для всякого схожего дерьма. И Монк предоставил полицейским "доказательства": собственноручно напечатанные "сценарии", с моим, безусловно, именем в качестве автора. Умудрился свидетелей найти; отписался мне в личном сообщении на сайте социальной сети "Друзья", что за мной следят копы, а затем, наверное, долго хихикал, ибо, должен вам сказать, он и смеялся, видимо, так же, как трахался, - неуверенно и не доставляя удовольствия ни себе, ни участникам событий. "ЗВ": На вас завели дело? ГМ: На меня завели дело. И в суде я побывал. На голубом глазу, данном мне с рождения, объяснил судье ситуацию, не стыдился, не скромнился, но и не наглел. Адвокат "друга" пытался меня провоцировать, злить, вывести, понимаете ли, на чистую воду. Ну, вода во мне с пелёнок была одна и та же, поэтому все "выводы" никуда не привели. "ЗВ": Впервые слышу о таком увлекательнейшем случае! Извините, если замечание прозвучало обидно. ГМ: Ну что вы, не стоит: обида - не мой конёк. (Улыбается.) Обо мне в принципе мало кто и что знает, и я не жалуюсь. Но историю нужно рассказывать до конца, верно? Так вот, после суда ко мне подошла жена Андреаса (они, между прочим, развелись года три назад) и шепнула на ушко разные тёплые слова: поддержки, заботы... вспомнила о той нашей ночи... назвала меня Палмером Элдричем из-за моей способности - ну, она мне её приписала - из-за способности стирать с тела искусственные стигматы, передавая их обидчику, а нормальных, хороших людей перетягивать на свою сторону. Вообще-то Филип Дик писал не совсем об этом, да ладно уж, это ведь слова женщины, тоже нормальной - эмоциональной и открытой. "ЗВ": После случившегося вы, наверное, предприняли какие-нибудь попытки, чтобы воздать обидчику по заслугам? Или помирились с ним? Или спустили всё, извините за сленг, на тормозах? ГМ: Ни то, ни другое, ни третье. Я просто сидел в своей комнате, где работаю, ваял очередной рассказец - если не ошибаюсь, то был "И синяя бездна в глазах...", - и прямо посреди тяжёлого труда (а работа писателя не сахар, поверьте! Проработка сюжетов и безумные фанаты способны вывести из равновесия даже монаха-аскета) (Смеётся.) - да, значит, прямо во время писанины звонит мобильный. Отвлекаюсь, беру трубку, говорю "Алло", и жена Монка сообщает сразу две сногсшибательные новости; ей-ей, я бы вправду упал, если бы не сидел на привычном вертящемся кресле. Новость первая: она подала на развод с Андреасом. Новость вторая: десять неизвестных, вооружённых ломами, крюками, цепями и прочей мутью в том же роде, ворвались в апартаменты Монка, привели хозяина в ужас, разбомбили квартиру, в том числе дорогостоящие музыкальный центр с домашним кинотеатром, вынесли абсолютно все книги - а большую их часть составлял нераскупленный тираж монковских детективных романов в мягких обложках - и со словами "Нацисту - нацистское!" сожгли у него на глазах. Жены в тот волнующий момент, по счастливой случайности, дома не оказалось. "ЗВ": Вот как жизнь обернулась... А Монк до сих пор пишет? ГМ: Кажется, нет: я не осведомлялся, да и перестали мы общаться; может, ваяет что-нибудь в стол, может, не в стол, а может, пьёт... или не пьёт: мне без разницы. Только с того дня, когда сгорели книги, Андреас пропал из моего поля зрения - думаю, сознательно. И здесь мы возвращаемся к вашему вопросу: отчего писатели пишут? А не оттого ли, что благодаря творчеству возникают подобные инциденты? "ЗВ": Не понимаю, поясните, пожалуйста. ГМ: Мир вертится; что бы ни случилось, он будет вертеться; но он будет вертеться лишь до тех пор, пока правда борется с ложью. Кто победит? И выявится ли победитель в принципе? Неизвестно. Однако наблюдать за этим чертовски увлекательно, не правда ли? Примерно как за героями любимого произведения...